Павел Санаев «Похороните меня за плинтусом» — цитаты и фразы из книги
Дома бабушка сказала, что привезти из Железноводска московский сувенир может только кретин вроде моего дедушки.
Развить самостоятельность возможно только при полной материальной независимости
Везде, где требовалось усилие, умирало желание.
— Как нету?! — крикнул я, настежь открывая холодилькую дверцу. — А лососЯ ?! Вот икры сколько!
..я все время думал, что день рождения — это такой праздник, а возраст не имеет к нему никакого отношения. Оказалось, наоборот, к дню рождения не имеет никакого отношения праздник.
За грехи родителей расплачиваются дети.
Всю жизнь по принципу: дерьма, но много!
Я писал, с тоской глядя на столбец предложений, и вспоминал, как пару дней назад написал, что «хороша дорога примая». Бабушка выскребла ошибочную «и», я вписал в пустое место букву «е», но оказалось, что «премая дорога» тоже не годится. Желая, чтоб дорога мне была одна – в могилу, бабушка принялась скрести на том же месте, проскребла лист насквозь и заставила меня переписывать всю тетрадь заново. Хорошо еще, я недавно ее начал.
— а зачем нам гомеопат? — спросил я. — чтоб не сдохнуть! Не задавай идиотских вопросов.
Попасть в цепную карусель мне не удалось тоже. По мнению бабушки, я мог выскользнуть из-под ремней и улететь к какой-то матери. К какой, я не понял, но не к своей — это точно.
Будь ты проклят небом, Богом, землей, птицами, рыбами, людьми, морями, воздухом! — Это было любимое бабушкино проклятие. — Чтоб на твою голову одни несчастья сыпались! Чтоб ты, кроме возмездия, ничего не видел!
«Увидите здесь мальчика, высохшего такого, в красной шапочке и в сером пальто… убейте его.»
Нельзя стать кем-то, никем не пытаясь стать.
«Я попрошу маму похоронить меня дома за плинтусом, — придумал я однажды. — Там не будет червей, не будет темноты. Мама будет ходить мимо, я буду смотреть на нее из щели, и мне не будет так страшно, как если бы меня похоронили на кладбище».
У меня есть справка от врача, что я психически больна. Я могу убить, и мне за это ничего не будет.
– Сейчас тутульки смерим,– сказала бабушка, поставив наконец градусник, как ей хотелось.– Ты, когда был маленький, говорил «тутульки». А еще ты говорил «дидивот», вместо «идиот». Сидишь в манежике, бывало, зассанный весь. Ручками машешь и кричишь: «Я дидивот! Я дидивот!» Я подойду, сменю тебе простынки. Поправлю ласково: «Не дидивот, Сашенька, а идиот». А ты опять: «Дидивот! Дидивот!» Такая лапочка
Бабушка подняла крышку, нашла в чайнике вместо целебного отвара заплесневелую массу и стала кричать, что в такую же массу дедушка превратил ее некогда блестящий мозг.
— Где ты, скотина? Будь она в деревне, очевидцы могли бы подумать, что у нее убежала коза, но в городе…
Сломанное можно было починить, потерянное — найти, о выброшенном в мусоропровод можно было только помнить или забыть.
Колготки я ненавидел. Бабушка не разрешала снимать их даже на ночь, и я все время чувствовал, как они меня стягивают. Если по какой.то случайности оказывался в постели без них, ноги словно погружались в приятную прохладу, я болтал ими под одеялом и представлял, что плаваю.
Я был очень завистлив и страшно завидовал тем, кто умеет то, чего не умею я. Так как я не умел ничего, поводов для зависти было много.
