Эмили Бронте «Грозовой перевал» — цитаты и фразы из книги
Кто не сделал до десяти утра половины своей дневной работы, тот рискует не управиться со своей второй половиной
Мы порой жалеем людей, которые не знают жалости ни к себе, ни к другим.
Чужой всегда чужой, беден он или богат.
Разумный человек должен довольствоваться тем обществом, которое являет он сам.
…Оставшееся после умерших ценно для нас, если они были нам дороги при жизни.
«Гордые люди сами вскармливают свои злые печали».
…при злом сердце самое красивое лицо становится хуже, чем безобразным.
Как вы умудряетесь жить здесь без книг? … Отберите у меня книги — и я приду в отчаяние.
Их счастье кончилось, когда обстоятельства заставили каждого почувствовать, что его интересы для другого не самое главное.
Мысли — это чудища, что снова и снова являются терзать нас.
Честные люди не скрывают своих дел.
Я сказала ему, что его рай — это что-то полуживое, а он сказал, что мой — это что-то пьяное.
Я отдала ему сердце, а он взял его, насмерть исколол и швырнул обратно.
Мне снились в жизни сны, которые потом оставались со мной навсегда и меняли мой образ мыслей: они входили в меня постепенно, пронизывая насквозь, как смешивается вода с вином, и постепенно меняли цвет моих мыслей.
Предательство и насилие – это копья, заостренные с обоих концов: того, кто пускает их в дело, они ранят больней, чем его противника.
Тиран топчет своих рабов, и они не восстают против него: они норовят раздавить тех, кто у них под пятой.
Ты сказала, что я тебя убил, так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю, призраки бродят порой по земле! Будь со мной всегда… прими какой угодно образ… Сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти!
«Моя любовь к Линтону, как листва в лесу: знаю, время изменит её, как меняет зима деревья. Любовь моя к Хитклифу похожа на извечные каменные пласты в недрах Земли. Она — источник, не дающий явного наслаждения, однако же необходимый.»
Потребовалось огромное напряжение всех ее умственных способностей, чтобы сообразить наконец, что я ее не люблю.
Это был странный способ убивать — не то что постепенно, а по самым крошечным частицам…
Если все прочее сгинет, а он останется — я не исчезну из бытия; если же все прочее останется, но не станет его, вселенная для меня обратится в нечто огромное и чужое, и я уже не буду больше ее частью.
Я нарочно погублю себя и разобью им обоим сердца, разбив свое.
он никогда не узнает, как я люблю его, и люблю не потому, что он хорош собой, а потому, что в нем больше меня, чем во мне самой.